— Наилучшие пожелания от доктора, сэр, — сообщил Рид. — Он передает, что рад встрече и поднимется на палубу, как только освободится.

Доктор Мэтьюрин освободился, когда «Мускат» под восстановленными грот–марселем, грот–брамселем и боевым вымпелом бросился в погоню за «Корнели». Он шел круто к ветру и несся вперед с захватывающей дух скоростью, отбрасывая широкие белые буруны. Но «Сюрприз», заходя на подветренную сторону, все равно вынужден был убавить паруса, чтобы не проскочить слишком быстро. Стивен взбежал наверх в черном сюртуке и фартуке, которые надевал на время боя. Так что контраст между сохнущей на грязно–черной ткани кровью и его сияющим лицом особенно бросался в глаза.

— Вот и он! — воскликнул Мэтьюрин. — Узнаю его где угодно. Какая радость!

— И правда, — согласился Джек. — И я рад, что ты поднялся наверх, пока мы не взяли на гитовы прямую бизань. Ты, может, в жизни ее не увидишь.

— Пожалуйста, покажи ее.

— Ну это же парус прямо над нашими головами, на бегин–рее.

— Отличный парус, клянусь, исключительно украшает нас. Как же он нагоняет нас, прекрасный корабль! Ура, ура! А вон и Мартин перед этой штукой… забыл, как это называется. Надо платком помахать.

«Сюрприз» подошел на пистолетный выстрел и, заполоскав фор–марсель, поравнялся с «Мускатом», двигаясь с такой же скоростью. Поручни усыпали счастливые ухмыляющиеся лица, все хорошо знакомые Джеку и Стивену. Но в таких случаях на море придерживаются этикета, и они не сказали ни слова, пока два капитана не оказались напротив друг друга. Джек Обри все еще в чертовой «монмутке», Том Пуллингс — в рабочей одежде и в напяленной ради церемонии форменной шляпе, под которой сияло от радости чудовищно изуродованное лицо.

— Том, как поживаешь? — поприветствовал Джек своим могучим голосом.

— Процветаю, сэр, процветаю, — ответил Пуллингс, снимая шляпу. — Надеюсь вы, и наши друзья, в порядке?

Джек отсалютовал в ответ, и его длинные светлые волосы подхватил ветер:

— Лучше не бывает, спасибо. Иди вперед и зайди ему в корму. Много времени не займет — француз тяжел на поворотах. Но не сближайся, пока не догоню. Перед нами двоими они капитулируют: ни траты пороха, ни потерь в экипаже. Кто твои спутники?

— «Тритон», сэр, английский капер под командованием капитана Гоффина. Двадцать восемь двенадцатифунтовок и две длинноствольных девятифунтовки. Остальные — американские трофеи.

— Тем лучше. Поспеши, Том. Тебе предстоит намокнуть, — добавил Джек тем же уверенным ревом — первые капли дождя застучали по палубе.

«Сюрприз», расправив фор–марсель, помчался вперед. Теперь, когда официальные слова уже сказаны, приветствия полетели туда–сюда, невзирая на дождь: «Капитан Пуллингс, как поживаете? Прошу, не промокните… Мистер Мартин, как поживаете? Я орангутана видел! Как поживаешь, Джо? Как поживаете, соплаватели? Как поживаешь, Мафусаил?». Какой–то дурашливый матрос далеко спереди крикнул, кривляясь: «Че такое, прямая бизань, что ли?»

Матросы «Муската» в изумлении взирали на эту фамильярность. Хотя Киллик и Бонден (особенно Киллик) щедро потчевали их рассказами о важности и богатстве капитана Обри (застекленная карета с позолоченными колесами, а слуги получают два пудинга в день) и сверхъестественных умениях и светской жизни доктора Мэтьюрина (с герцогом Кларенсом запанибрата, а с миссис Джордан пьет чай), о «Сюрпризе» им не говорили.

Однако, удивляться было некогда — едва «Сюрприз» оказался за гранью слышимости умеренно громкого крика, от них тут же потребовали заняться уборкой и отвязыванием ненавистного временного паруса и установкой полноценной косой бизани, которая добавила «Мускату» дополнительный узел скорости. Но еще до того, как она хлопнула, разворачиваясь на ветру, «Сюрприз» исчез в шквале за серой завесой льющейся воды.

Следующие полчаса оказались чрезвычайно тревожными, а их минуты растягивались сверх всякой меры. Дело даже не в том, что палубу заливало и вода хлестала из шпигатов с подветренной стороны, и даже не в опасности скалистого побережья, ориентировался Джек прекрасно. Все из–за боязни, что «Сюрприз», обманутый медлительностью «Корнели», может внезапно оказаться с ней рядом и познакомиться с тяжелыми орудиями вблизи. Где–то посередине этого неприятного отрезка времени прямо над мачтой ударил необыкновенно сильный раскат грома, и продолжал грохотать, заглушая возможную стрельбу, и, разумеется, вспышки молний сопровождали усиливающийся потоп.

Адамс рядом с Джеком был похож на утонувшую крысу, как, впрочем, и все они, ведь в этой теплой, словно молоко, воде даже зюйдвестку надевать ни к чему.

— Сэр, — проговорил Адамс в склоненное к нему ухо, — прошу прощения, но мистер Филдинг, видя особый случай, сказал, что мне стоит с вами поговорить. Главный канонир должен внести изменения в свои инвентарные книги, и он чрезвычайно обеспокоен из–за потерянного за бортом лома. Мне неприятно об этом просить, но может, в качестве одолжения вы предоставите ему письменное свидетельство, подписанное вами как казначеем и капитаном, и мистером Ф.?

В беседу вмешался дикий тройной раскат, сопровождавшийся серной вонью, но когда он стих, Джек вполне доброжелательно ответил:

— Напомните мне об этом, когда я буду подписывать бумаги.

Внушительный удар грома ознаменовал конец шквала. Гроза ушла под ветер, грохоча вдалеке. Дождь ослаб, небо прояснилось, и в пяти сотнях ярдов по курсу дрейфовал «Сюрприз», яркий в хрустально–чистом воздухе. Но дрейфовал он один. В широком, залитом светом проливе не было ни одного другого корабля: берег по левому борту, горизонт прямо и справа, и ни одного другого корабля в море.

Изумление продлилось едва ли дольше, чем его успели осознать. Шлюпки вокруг «Сюрприза» (больше чем поместится на любом фрегате) и то, что он дюжинами принимал людей с обоих бортов и кормового трапа, означали, что «Корнели» затонула. В подзорную трубу видно было, как поднимают людей, почти неподвижных — людей в мундирах.

«Мистер Сеймур, шлюпку на воду. Любую, которая удержится на воде», — скомандовал Джек и помчался в каюту, требуя любой приличный мундир, шляпу и бриджи. Вспомнив, что «Сюрприз» в конце концов частная собственность Стивена, он отправил посыльного с вопросом, желает ли доктор также отправиться на фрегат, добавив, что «море довольно бурное». Мичман вернулся с наилучшими пожеланиями от доктора Мэтьюрина, но прямо сейчас доктор и мистер Макмиллан заняты срочным делом. «Они к этому делу с пилой приступали, сэр», — сообщил Беннет, побледнев и борясь с тошнотой.

После долгой перестрелки неповрежденным оказался лишь малый катер, который и перенес Джека по морю к столь хорошо знакомым борту и ступеням. На «Сюрпризе» уже снарядили фалрепы и выставили фалрепных в белых перчатках. Приняли капитана с шиком, после чего раздался спонтанный, нестройный, но искренний крик радости, пока Обри бежал по переходному мостку. Том Пуллингс встретил его сильным рукопожатием:

— Он затонул, сэр. Мы увидели, как французы спускают шлюпки за борт, когда вышли из шквала. Фрегат был в воде по нижнюю кромку орудийных портов, и пока команда гребла прочь, он погрузил нос в воду и скользнул вниз, будто плыл. Мы много кого подобрали, пока они плавали вокруг и держались за куриные клетки. Но вот их старший офицер, сэр. Принял обязанности капитана в бою. Он говорит по–английски, и я ему приказал сдаться вам.

Пуллингс повернулся и показал на группу британских и французских офицеров на подветренной стороне. Среди них оказался Жан–Пьер Дюмениль. Бледный и смертельно уставший он вышел вперед, протягивая свою саблю.

— Жан–Пьер, — воскликнул Джек, идя навстречу ему. — Господи, как же я рад видеть тебя. Боялся, что… Нет, нет. Оставь себе саблю и дай мне руку.

Глава седьмая

«Нет, нет. Оставь себе саблю и дай мне руку», — вот как я сказал. Может быть, это и не как в Друри–Лейн, где тип в розовых бриджах и шлеме с пером поднимает павшего врага, а служанка оказывается дочерью герцога, но в тот момент, заверяю, это оказалось вполне естественным. Был очень рад его увидеть. Если ты получила то длинное письмо, которое Раффлз обещал отправить со следующим «индийцем», то должна знать, кого я имею в виду. Жан–Пьер Дюмениль, племянник того самого капитана Кристи–Пальера, который взял меня в плен, когда я командовал «Софи», и так хорошо ко мне относился. Я встретил Жан–Пьера в Пуло Прабанге. Из маленького толстого мичмана он стал высоким стройным молодым офицером, вторым лейтенантом на «Корнели». Тогда я считал его славным юношей, теперь же еще более высокого мнения о нем. (Пожалуйста, посмотри в правом нижнем ящике черного секретера и найди там адрес его кузенов Кристи. Кажется, они живут на Милсом–стрит. Он учился в школе доктора Холла в Бате во время мира и часто гостил у них. Передай от него наилучшие пожелания и приветствия и сообщи, что он практически не пострадал). Во время боя ядро одной из наших тридцатидвухфунтовок сыграло в «вышибалы» с квартердеком «Корнели», сделав Пьера капитаном, а другое пробило им дыру глубоко внизу по носу. Они принимали столько воды, что, даже откачивая ее день и ночь, едва могли сохранять ход, даже с попутным ветром. Но несмотря на это и нехватку матросов, он благородно вел бой. Может быть, даже и победил нас, если бы в устье пролива мы не встретили «Сюрприз» в компании трех кораблей — Том Пуллингс задолго до рассвета услышал звуки стрельбы и примчался со своей стоянки далеко на севере. Эти четверо показались из–за мыса под американскими флагами. Я сказал про себя: «Что ж, Джек, вот ты и попал между молотом и наковальней», — имея в виду дьявольские восемнадцатифунтовки «Корнели» позади, плотный огонь американской эскадры впереди и отсутствие места для маневра. Но потом я увидел дорогой «Сюрприз» — Господи, какая радость! — и поднял сигнал о погоне на норд–вест.